В 1991 году мне не приходило в голову, что в будущем моя научная работа будет связана с историей Русского Зарубежья в межвоенный период. Будут поездки и встречи с родственниками с потомками русских эмигрантов первой волны, работа в архивах и библиотеках. И мне самому придется потрудиться над тем, что бы «портреты заговорили».

В далеком «перестроечном» 1991 г. я впервые встретил имя Николая Алексеевича Раевского (1896–1989) на страницах журнала «Юность». Спустя несколько лет я прочитал его книгу «Портреты заговорили». Его судьба, а в особенности туманная фраза о том, что «после долгих и драматических приключений, в начале двадцатых годов я оказался в Праге», меня заинтересовали. Потому что в «Юности» прямо говорилось о том, что Раевский в чине капитана-артиллериста служил во врангелевской армии. Интерес к этой яркой личности подстегнуло знакомство с Послужным списком, хранящимся в Российском государственном военно-историческом архиве — РГВИА и воспоминаниями об эвакуации Крыма и пребывании в Галлиполи в 1920/1921 гг. Русской армии генерала барона П.Н. Врангеля. Можно сказать, после выхода в свет его мемуаров о Гражданской войне, что еще одно имя из Русского Зарубежья вернулось в Россию.

Ну а мне в середине 1990-х гг. посчастливилось побывать в Праге и познакомиться с теми, кто видел Н. А. Раевского, будучи детьми или подростками.

Тогда же, в 1991 г., мне не приходило в голову, что в будущем моя научная работа будет связана с историей Русского Зарубежья в межвоенный период. Будут поездки и встречи с родственниками в США и Франции, с потомками русских эмигрантов первой волны в Чехии и Болгарии, работа в архивах и библиотеках. И мне самому придется потрудиться над тем, что бы «портреты заговорили». Но уже применительно к портретам современников самого Николая Алексеевича Раевского. Но обо всем надо сказать по порядку.

Впервые побывав в Праге в августе 1996 г., я привез с собой в Москву несколько старых фотокарточек русских белых эмигрантов обосновавшихся в чешской столице в 1920-х гг.

Мой приезд в Прагу не был случайным. В столицу молодой Чехословацкой республики в 1922 г. из Константинополя переехала сестра моего прадедушки Ольга Александровна Мейнгард (Мейнгардт) (1868–1953), которая участвовала в организации русских детских садов и яслей под эгидой Земгора, вместе с которыми она переехала с берегов Босфора на берега Влтавы. В последующие годы она руководила работой всех русских дошкольных учреждений в чешской столице и ее окрестностях. Там же она скончалась и была похоронена на Ольшанском кладбище.

Вместе с ней из бывшей столицы Османской империи в Чехословакию приехала и ее племянница Елена фон Колен (1899–1989), чья жизнь заслуживает отдельного рассказа. Впрочем, как и любого русского изгнанника, гражданского или военного из первой волны великого русского исхода.

В Праге эта наша родственница вышла замуж за русского эмигранта, бывшего офицера врангелевской Русской армии, уроженца Киева П.Ф. Миловидова (1896–1974). В дальнейшем он стал известным ученым — биологом, профессором, доктором наук, членом Академии наук ЧССР. Там же в Праге в 1926 г. родилась их единственная дочь Нина. В 1948 г. будучи студенткой, она вышла замуж за американского студента и уехала с ним в США. В Праге остались ее многочисленные друзья и знакомые и вплоть до начала 1990-х гг. она неоднократно бывала в своем родном городе.

Во время моего первого пребывания в Праге в августе 1996 г., друзья и знакомые моей родственницы подарили мне несколько фотокарточек бывших белых офицеров, которых они когда то знали. Назову лишь несколько имен. Это знаменитый архимандрит о. Исаакий, которого знала и любила вся «русская Прага» вплоть до его ареста последовавшего в мае 1945 г. О. Исаакий, в миру — это Иван Васильевич Виноградов (1895–1981), капитан Дроздовского стрелкового полка. По сей день его помнят в Праге, Москве, Алма-Ате, Ельце(1).

На любительской фотокарточке представительный пожилой мужчина в хорошем осеннем пальто и шляпе. Это Николай Николаевич Будаков (1887–1969) — галлиполиец, ветеран Русской армии генерал-лейтенанта барона П.Н. Врангеля. Гусар — ингерманландец, военный летчик, танкист. Последний чин — ротмистр автобронетанковых сил. Таковы основные вехи его воинской службы. В довоенной Чехословакии Н. Н. Будаков служил коммивояжером в какой-то фирме в городе Оломоуце. После оккупации Чехии немцами состоял в ОРВС — Объединение русских воинских союзов, Юго — восточный отдел. Он подчинялся начальнику ОРВС генерал — майору А.А. фон Лампе, проживавшему в Берлине. Счастливо избежав репрессий СМЕРШ (от «Смерть шпионам!» — советская военная контрразведка, создана во время Советско-германской войны 1941-1945 гг. — Прим. автора) в 1945 г., он в дальнейшем работал переводчиком в организации «Стройимпорт» ЧССР. Жил в Праге. В начале 1960-х гг. по туристической путевке побывал в СССР(2).

Мужчина в берете с изможденным лицом, мичман флота Нил Георгиевич Розумихин (1897 — начало 1980-х). Участвовал в Гражданской войне на Юге России. В чине подпоручика по Адмиралтейству служил на миноносце «Дерзкий» Черноморской эскадры белых. Осенью 1920 г. ушел из Крыма в Бизерту. Там в начале 1920-х гг. был произведен в чин мичмана. Из Туниса в 1920-х гг. эмигрировал в Чехословакию. Работал инженером — электриком. В 1945 г. был арестован СМЕРШ в Праге «за старые грехи» и депортирован в СССР на «Архипелаг ГУЛАГ». Бывший моряк выжил. После смерти Сталина его выпустили из лагеря и разрешили вернуться в Прагу. В начале 1960-х гг. он плакал, читая «Один день Ивана Денисовича» А.И. Солженицына, вспоминая годы за колючей проволокой.

Помимо вышеперечисленных фотографий в 1996 г. я привез и фотопортрет неизвестного русского генерала. Его я купил в букинистическом магазине при Военном музее в Пражском кремле. Портрет не был подписан. И мне оставалось только гадать. У генерала была благородная, как говорили в старину, седина — седые волосы, зачесанные назад и красивые седые усы. На кителе у него были погоны генерал — майора, шейный орден и, знак об окончании какого-то военно-учебного заведения. Знакомый московский историк А.С. Кручинин помог идентифицировать этот знак — неизвестный генерал был выпускником Александровской военной юридической академии в Санкт-Петербурге. На вид генералу было около шестидесяти лет. Те немногие фотографии русских генералов из числа пражан, что мне довелось увидеть, на этого генерала не были похожи. Ни один из русских генералов, чьи могилы я увидел на Ольшанском кладбище, не был выпускником Военной юридической академии.

Так или иначе, но спустя год я вновь прилетел в Прагу. Гимназическая подруга моей американской родственницы — Ольга Георгиевна Кельчевская (ур. Губина) не только познакомила меня с интересными людьми, из числа своих знакомых, но и подарила кое — какие фотографии и почтовые фотокарточки, оставшиеся у нее после смерти родителей. Среди них несколько штук из знаменитой Галлиполийской серии, на которых запечатлены сцены пребывания врангелевской Русской армии в Галлиполи. В другой серии были виды Константинополя — Стамбула начала 1920-х гг. Эти почтовые фотокарточки хранились у Ольги Георгиевны не случайно. Ее отец — инженер-строитель Георгий Антонович Губин (1900–1965) был галлиполийцем. Более того. В течение некоторого времени он был казначеем Галлиполийского землячества Праги, а в 1944–1945 гг. он был негласно капитаном Г.А. Орловым назначен возглавителем пражских галлиполийцев.

Среди подаренных фотокарточек были и групповые. На одной из них была изображена довольно многочисленная группа молодых русских эмигрантов и эмигранток во главе с православными священниками на фоне какого — то здания барачного типа. Один из священников при ближайшем рассмотрении оказался о. Георгием Ивановичем Щавельским, главным протопресвитером Русской армии и флота во время Великой европейской войны 1914–1918 гг. На другой фотокарточке на переднем плане выделялся митрополит Парижский Евлогий.

По поводу этих фотографий Ольга Георгиевна смогла только сказать, что их хранила ее родительница Мария Павловна Георгиевская. Фото не были подписаны. Заинтересовали эти фотографии меня еще и потому, что на двух из них был изображен молодой человек в штатском костюме, к лацкану пиджака которого был приколот галлиполийский крестик.

Прошло еще несколько лет, прежде чем я смог вновь посетить Прагу. Это случилось в августе 2004 г. Увы. За прошедшие годы ряды русских пражан успели поредеть. А значит шансы на то что бы «портреты заговорили» стали еще меньше.

Едва ли не в первый день, следуя неписаной туристической традиции, я посетил Пражский кремль, а уже оттуда двинулся по узкой старинной улице вниз, по направлению к Карлову мосту. Это была Золотая улочка, на которой в средние века жили алхимики, трудившиеся над своей сверхзадачей — добыть философский камень, с помощью которого можно будет любой металл обращать в золото.

Пестрели своими вывесками сувенирные магазины и лавки. Зазывали к себе рестораны. Наугад я решил заглянуть в один из антикварных магазинов. Возможно, я понадеялся на удачу, а может, сработало что-то вроде профессионального чутья.

За прилавком на стульчике сидел продавец, примерно одних со мною лет, с длинными, как у хиппи волосами, собранными в хвост, с небольшой бородой, усами и в очках. Он читал книгу и чуть заметно кивнул головой в ответ на мое приветствие. На прилавке стояли две или три коробки со старыми почтовыми открытками и фотокарточками.

Около часа я их перебирал и когда вышел из магазина на улицу, в моей сумке лежали три фотокарточки размером с почтовые открытки. На первой был запечатлен мужчина с галлиполийским крестиком на лацкане пиджака. Судя по всему он был в домашней обстановке с супругой. На следующей, группа мужчин в штатском, один в форме офицера чехословацкой армии времен 1-й Республики. Лица у них были явно не такие как у чехов. Более того. Двое или трое «панов» с усами были похожи на казаков. В первом ряду в центре этой композиции, на легком стульчике восседал мужчина, который был у своих товарищей старшим, не то по возрасту, не то по каким-то прежним заслугам. На его пиджаке, не было ни каких регалий. Лицо и голова были выбриты, так что возраст этого господина трудно было определить. На третьей фотографии был изображен офицер чехословацкой армии, эпохи I-й республики, с дамой в ресторане, или в кафэ. Лицом он опять же был мало похож на чеха. А на груди у него рядом с чехословацкими орденами был орден похожий на русский георгиевский крест. На всякий случай я обратился за разъяснениями к продавцу.

— То пан дустойник? («офицер» по-чешски. — Прим. автора). То русский орден Святаго Иржи?

Хиппиобразный продавец, оторвавшись от чтения, повертев в руках фотокарточку, утвердительно кивнул головой, и промолвил —

— То так. То ческий дустойник.

Второй вопрос вызвал затруднения.

— Святаго Иржи? — он пожал плечами.

— Fifty — fifty, — после минутного раздумья ответил продавец, переходя на английский.

В тот приезд еще одна старая русская пражанка Елена Ивановна Мусатова подарила мне копию фотокарточки хранившуюся в фотоальбоме о. Михаила. О. Михаил — это Михаил Викторович Васнецов (1884–1972), сын знаменитого русского художника Виктора Михайловича Васнецова, чей музей — мастерская вблизи спорткомплекса «Олимпийский» является одной из достопримечательностей Москвы(3). На обороте фотокарточки запечатлевшей четырех мужчин в штатских костюмах были написаны три фамилии из четырех изображенных на ней русских эмигрантов. Это Савченко, Давац, Ширяев. Действительно, вторым справа на фото изображен легко узнаваемый подпоручик бронепоездного дивизиона Русской армии генерала Врангеля, профессор Харьковского университета, известный публицист, писатель и общественный деятель Русского Зарубежья барон Владимир Христианович фон Даватц (Давац). Во время второй мировой войны он вступил в Русский Корпус, сформированный в 1941 г. в Белграде ветеранами врангелевской Русской Армии для борьбы против партизан коммуниста И. Броз Тито и в 1944 г. погиб в его рядах. Как могла попасть эта фотокарточка к о. Михаилу? Мне рассказывали еще в 1990-х гг., что до принятия сана священника М.В. Васнецов состоял в Галлиполийском землячестве Праги. В Исторической библиотеке в Москве в свое время я ознакомился со сборником «Русские в Галлиполи», изданный в Белграде в 1923 г. Соавторами этой книги были барон В. Х. фон Даватц, полковник П.С. Савченко и М.В. Васнецов. Очевидно кто-то из них выслал о. Михаилу из Белграда фото на память.

К тому времени я выяснил, что родительница О. Г. Кельчевской участвовала в первой половине 1920-х гг. в деятельности Русского студенческого христианского движения — РСХД, которое существует и по сей день. По видимому, или она сама, или кто — то из ее знакомых ездил в 1920-х гг. на съезд РСХД в Париж. Но как звали молодого галлиполийца — участника съезда, для меня оставалось неразрешимой загадкой.

В мае 2005 г. в старинном русском городе Ельце проходила конференция «Торжество Православия» посвященная 110-й годовщине со дня рождения о. Исаакия. Были приглашены гости из Москвы, Санкт-Петербурга, Алма-Аты, Пскова, Праги. В дни работы конференции я возобновил знакомство с Анастасией Васильевной Копшивовой из Праги. Из Москвы я взял с собою несколько копий фотографий русских пражан. На всякий случай я их показал Анастасии Васильевне. Взглянув на копию фотографии, некогда подаренную мне О. Г. Кельчевской, она сразу сказала

— Я знаю эту фотографию. Это съезд Русского студенческого христианского движения.

— А вот галлиполиец, — показал я пальцем на изображение, — о нем Вы ничего не знаете?

— Да это не галлиполиец, — последовал ответ.

— Как? — не удержался я от встречного вопроса — Он не галлиполиец?

— Это Кадьянов. Он был моряком. И крест у него «Бизерта», а не «Галлиполи». Он участвовал в Русском студенческом христианском движении. Жил в Праге. А по профессии был инженером. У меня есть фотографии и сведения о Кадьянове, — добавила Анастасия Васильевна.

Мне оставалось только обескуражено развести руками.

И действительно, спустя примерно месяц я получил из Праги письмо, к которому прилагалась справка на механика крейсера «Генерал Корнилов» Кадьянова(4). Кадьянов Василий Александрович родился в Астрахани в 1901 г. Учился в гимназии в Москве. В Гражданскую войну служил механиком на крейсере «Генерал Корнилов». Бывший «Очаков» (до 1905 г.), бывший «Кагул» (до 1919 г.). В марте 1922 г. Кадьянов приехал из Бизерты в Прагу. Он поступил в знаменитую русскую гимназию в Моравской Тшебове. Закончил ее в 1923 г. (по видимому экстерном), получив аттестат зрелости. В Праге окончил вуз, и работал инженером — электротехником. Его имя мне встретилось в книге В. Светозарова «Русская гимназия в Моравской Тржебове 1920–1930 год», «Юбилейный сборник». Среди выпускников 1923 г. назван и моряк с крейсера «Генерал Корнилов». Умер инженер Кадьянов в Праге в 1974 г. и похоронен на Ольшанском кладбище. В 1920-е гг. Кадьянов был активистом Русского студенческого христианского движения — РСХД и участвовал в его съездах. Точно такая же фотокарточка, как подаренная мне Ольгой Георгиевной в 1997 г., мне попалась на глаза в сборнике «Дети русской эмиграции» с пояснительной надписью — «Участники педагогического съезда в Париже на Сергиевском подворье с владыкой Евлогием. Париж, 1927 год». Возможно, что одновременно с педагогическим съездом, в Париже проходил и съезд РСХД, на который был приглашен русский студент Кадьянов. И, возможно, в нем участвовала М.П. Георгиевская, в замужестве Губина.

Теперь можно было считать загадку молодого человека с черным крестиком на лацкане пиджака разгаданной.

Все эти годы я периодически возвращался к фотопортрету неизвестного русского генерала из Праги. Копию я показывал моей родственнице Нине Петровне Мейнгард (ур. Миловидовой) будучи, в у нее в гостях в США. Показывал ее друзьям некогда жившим в Праге и русским пражанам в Праге. Но никто не мог мне помочь. И лишь в начале 2007 г. случайно перелистывая сборник некрологов Русского зарубежья «Незабытые могилы» в Исторической библиотеке в Москве, я скользнул взглядом по странице, на которой был воспроизведен некролог известного русского общественного деятеля А.С. Ломшакова умершего в эмиграции в Праге. Переведя взгляд чуть ниже, я остановился на этих строчках:

«Ломшаков Павел Степанович (1859–1937) генерал-майор, военный юрист, брат общественного деятеля Ломшакова А. С. Профессор Пражского университета и технический советник завода Шкода. Убил своего неизлечимо больного сына (37 лет) и выбросился из окна 15 февраля 1937 г. в Праге».(5)

В «Справочнике полковникам по старшинству» нашлись следующие сведения: Ломшаков Павел Степанович, родился 21 февраля 1859 г., вероисповедания православного. Холост (на 1906 г., прим. Автора). Окончил Военную юридическую академию по 1-му разряду. На 1906 г. полковник, военный судья Московского военно-окружного суда. Имеет ордена: Св. Станислава 3 ст., Св. Анны 3 ст., Св. Станиcлава 2 ст.».(6)

Вот так фотопортрет еще одного современника Н. А. Раевского заговорил.

Бог даст и остальные «заговорят».

Примечания

1. Об о. Исаакии см.: Под сенью любви / составитель Окунева А. В.; Чичерюкин-Мейнгардт В. Г. Дроздовцы после Галлиполи. М., 2002.
2. Чичерюкин-Мейнгардт В. Г. Ингерманландские гусары // Рейтар. № 15 (3/2005).
3. Чичерюкин-Мейнгардт В. Г. Автобиография М.В. Васнецова. Комментарии // Новый часовой. 2004. № 13–14.
4. Письмо Копшивовой — Вуколовой А. В. (Прага) // Личный архив автора.
5. Незабытые могилы. Российское Зарубежье, некрологи 1917–1999. Т. 4, Л. — М., М., 2004. С. 210. Составитель Чуваков В.Н.
6. Справочник полковникам по старшинству. Составлен по 1-е ноября 1906 г. СПб, 1907. С. 62.